Около поезда нас ждала экскурсовод, молодая итальянка в длинном белом платье. В руках она держала общую тетрадку в клетку. Конспект, что ли, подумалось мне, или это у нее вместо зонтика, как опознавательный знак?
Девушка глубоко выдохнула и протянула нам руку:
— Наташа.
- Ой, а мы думали, вы итальянка, — хорошо, что я вовремя остановилась, потому что дальше должна была идти фраза, де, не люблю я этих местных экскурсоводов, вечно ничего у них не поймешь, так они перевирают русские слова. Или языка не знают, или информацией не владеют.
Наташа меня опередила:
— Я итальянка, моя мама очень любила русскую литературу, она меня назвала в честь Наташи Ростовой. А мой любимый писатель — Достоевский. Читали? — она спросила так, как будто могло быть по-другому. Кто у нас не читал Достоевского? Святая простота!
— Читали!
— На русском?
— На итальянском! — выступил мой муж. Вообще-то он незлобивый, видимо, просто с утра встал в бодром настроении. Я толкнула мужа локтем.
— Он шутит, конечно же, на русском.
— Вы знаете, я шуток не понимаю, — Наташа прикусила губу, как будто бы собиралась заплакать. Господи, совсем еще ребенок. И вот, принесло нас, туристов, у которых настроение хорошее, мы на отдыхе, а она-то работает!
— Бывает, — начал веселиться мой муж.
- Нет, я на итальянском понимаю, у меня вообще хорошее чувство юмора, а на русском нет, — девушка тяжело вздохнула. На вид лет двадцать пять, длинные и очень черные волосы кудрями спадали ниже пояса. Наташе эта прическа очень шла, не могу назвать ее красавицей: тяжеловатый
подбородок, достаточно крупный нос. Итальянка, конечно же, но открытый взгляд широко распахнутых глаз делал ее очень милой.
— Наташа, вы не расстраивайтесь. Это действительно проблема. Вот у меня активный язык немецкий. Я раньше тоже шуток не понимала, то есть не знала, то ли сейчас было смешно, и нужно начинать хохотать, то ли меня обидели и самое время расплакаться, — Наташа улыбнулась. — Сейчас уже все понимаю, все дело в практике языка. Для меня остался только один вопрос: я не слышу, что говорят на втором плане. Вот, допустим, я с вами разговариваю, а за спиной еще двое говорят, и вот я не слышу, о чем говорят эти двое.
— А зачем? Они же не с вами говорят, — Наташа с удивлением смотрела на меня.
Я вздохнула, да, с чувством юмора у нее действительно тяжеловато.
— Ну так, для общего развития. Ну что, пошли? — я решила не развивать дальше тему моего безудержного любопытства.
Ну и Наташа все же экскурсовод, а я больше имею дело с иностранцами как переводчик, а это совсем другое дело. Здесь еще нужно бороться с неумением наших соотечественников говорить просто и по существу. Я сначала думала, это мне на таких людей везет, специальных. Ан нет!
Попался как-то мне на одном из телевизионных каналов любопытный сюжет про то, как переводчица не смогла перевести Полу Маккартни витиеватое приветствие Валентины Матвиенко.
А ведь действительно оно так! Между собой говорим, как люди, но стоит завидеть иностранца, мы почему-то переходим на «высокий штиль».
Сколько раз самой приходилось переводить:
— Рады приветствовать вас на нашей многострадальной Земле, как говорится, хлебом-солью, да с маслицем. Или вот еще одна поговорка на тему…
И так далее. Почему иностранцы просто говорят в таких случаях: «Здравствуйте», — не переходя на официальные трибунные речи? И мы говорим при встрече друг другу:
— Здравствуйте, как жизнь?
Ведь не вспоминаем ни поговорки при этом, ни прибаутки. А тут несет нас по руслам русского языка, уводя в такие дебри, в такие виражи!
Что это? Вечное поклонение всему иностранному? Или русское гостеприимство? Или все же долгоиграющие последствия железного занавеса, и отсюда неумение общаться по-европейски легко, непринужденно, быть свободным и органичным?
В любом случае, ой, нелегко нашим переводчикам. Поверьте, не раз испытала на собственной шкуре. Поэтому с Наташей говорю простыми предложениями, пусть ей будет легче.
— Пошли! — Наташа открыла тетрадку, минуту что-то там почитала, захлопнула ее, опять глубоко выдохнула и начала:
— Итак, Верона. Я немного вам расскажу, а потом мы пойдем гулять. Конечно, к балкону Джульетты, пройдемся по набережной, я вам покажу знаменитый Амфитеатр, I век нашей эры, сейчас это самая большая оперная сцена в мире, вы увидите наш знаменитый веронский мрамор. Я надеюсь, вам понравится наш город. Многие называют его Римом в миниатюре. Я не согласна. Рим — он многолюдный и разбросанный, а Верона - нет. Он, — Наташа опять раскрыла тетрадь, немного полистала ее и произнесла: — уютный!
Наташа шла впереди, мы пристроились за ней. Она говорила по-русски очень правильно, естественно, с акцентом, но почти без ошибок. Но интересное дело, на ходу она говорить не могла, только остановившись. И каждый раз она открывала тетрадь, что-то бормотала одними губами, потом тетрадку захлопывала и начинала декламировать.
— Может, уж и читала бы, чего время зря тратить, — муж потихоньку нашептывал мне на ухо, я дергала его за рукав, неудобно же, вдруг поймет, о чем это мы. — А может нам с собой свою тетрадку дать? Мы бы вечером перед сном почитали… А, у нее, наверное, только один вариант.
Настроение у нас было прекрасное. Погода стояла чудесная, не очень жарко, самое начало весны, Верона буквально очаровала нас своими высоченными мостами, просторами и размахом. Вот это да, вот это город, не
похож ни на какой другой. Город со своим лицом, со своим, я бы сказала, ароматом. Да и Наташа рассказывала про интересное. И потом она старалась.
— А вот сейчас мне будет стыдно, и я сразу говорю, простите меня.
— Видать, что-то не выучила, — предположил мой муж, — сейчас будет читать прямо из тетрадки.
Наташа, в силу языковых особенностей, тоже не слышала речь, не обращенную прямо к ней, поэтому шепот моего мужа не принимала на свой счет.
— Вы же ждете рассказа про Ромео и Джульетту?
— А ты забыла? Так и не смущайся, мы все помним.
— Я не забыла! — обиделась Наташа. — Я все помню, — она открыла тетрадку посередине и сунула моему мужу под нос. - Вот!
У нее навернулись слезы на глаза, я готова была провалиться сквозь землю, моему мужу тоже стало неудобно:
— А вот это была самая настоящая шутка. Извини, что не дослушал.
Наташа немного успокоилась и опять глубоко вздохнула.
— По-моему, у нее что-то с легкими, — не унимался мой муж.
— А по-моему, ты сейчас отсюда уйдешь, — я уже не выдерживала. — Ну подумаешь, вздыхает девочка часто, так ей же с силами нужно собраться, чтобы на языке Достоевского говорить!
— Все ждут романтических отношений от Вероны. И они тут были. Давно. А сейчас все засрали.
Мы с удивлением посмотрели друг на друга. Где это она такое слово взяла, неужто у Достоевского?!
— Я плохо сказала? — видимо, и она сомневалась по поводу выбранного словечка.
— А мы сейчас посмотрим! — бодро предположил мой муж. — Может, только это слово и подойдет.
И Наташа оказалась права. По-другому про тот балкон уже и не сказать. Весь в записках и наклейках. Все по-нашему: «Здесь был Вася».
— По преданию, именно здесь жила Джульетта, дом принадлежал семье Капулетти.
— То есть это все правда?
— Что правда? — слова Наташа понимала хорошо, но не всегда ловила мысль.
- Ну, про любовь.
- А, про любовь. Про любовь, нет. Думаю, нет, никто не доказал. Но Капулетти здесь жили, — она опять глубоко вздохнула. — Вот так Джульетта выглядела, по мнению современного скульптора, — она кивнула на скульптуру юной девушки. — Мне кажется, все это не очень интересно, это никакая не старина. Это, — она опять заглянула в тетрадку, — новодел. — Она кинула быстрый взгляд на моего мужа.
— Все правильно, Наташа, абсолютно, и про новодел, и про то, что все «засрали», абсолютно все.
— А вот и не все, — опять обиделась девушка. — Только здесь! Сейчас пойдем в собор святой Анастасии, сами все увидите.
Мы шли по величественному мосту через бурную реку.
— Река Адидже очень коварная. Когда в Альпах тают снега, она превращается в бешеный поток, опрокидывающий все на своем пути. Но один из древнейших мостов на земле пострадал от людей больше, чем от Адидже, он был взорван во Вторую мировую войну, но горячий патриотизм веронцев вернул прежний облик этой части города.
Иногда Наташа выражалась очень витиевато и красиво, иногда совсем просто, или и вовсе начинала запинаться. Видимо, много действительно было вызубрено. Ну и молодец!
Наташа долго нас водила по красивым веронским мостовым, она рассказывала не все подряд, как в путеводителях, и частенько добавляла: «А вот это нравится лично мне».
У меня с ней вкусы абсолютно совпали, и появилась мечта послушать «Аиду» в вечернем Амфитеатре. А какие, собственно, проблемы? Билеты вывешены на сайте за год. Ради такого действа можно предпринять некоторые усилия!
Мы тепло простились с Наташей:
— Ты очень хорошо говоришь по-русски, молодец.
А она вдруг расплакалась.
— Это моя первая экскурсия, — прошептала Наташа.
— Ну что ты, — я кинулась ее обнимать. — Тем более, очень здорово. Только знаешь, вот это слово, ну, «засрать». Оно очень уж крепкое. Скажи как-нибудь поспокойнее — «грязно», что ли!
— Наташа, да правильно ты все сказала, грязно, это мягко сказано, а когда такой дивный двор привели вот в такой ужас, только одно слово сюда и подходит… — но я успела захлопнуть своему мужу рот.
