Уже в вагоне Тамара немного успокоилась.
— Мама, не плачь. Мы же к папе едем. Он мне куклу купил! Он нас на вокзале встретит, — Наташа теребила заплаканную Тамару.
— Какая у вас красивая дочь. Сколько тебе лет, лапушка? — напротив сидел видный военный.
— Мне пять! Ой, нет, мне, пока мы будем ехать, исполнится шесть!
— Мы теперь будем жить в Москве. Мы едем к папе, он нас встретит на вокзале. А мама плачет, она боится, что папа нас не встретит. А как же он может не встретить? Он нас ждал целый год! — девчушка смешно растягивала слова, вызывая умиление у всех соседей.
— Натуля, ты уж прямо вот так сразу и все рассказала.
— Потому что ты, мамочка, только об этом и говоришь. «Не встретит, забудет, в командировку пошлют. Что будем делать!» — Девочка размахивала маленькими пухлыми ручками, занятно изображая маму, чем рассмешила все купе.
Тамара аккуратно рукой остановила дочь.
— Муж — комсомольский работник, и действительно в командировках месяцами, а у нас адреса нет. Конечно, волнуюсь. И сами куда подадимся. И вещей много. Все-таки совсем перебираемся. Мужу в Москве работу предложили. Почти год в общежитии жил, и вот, наконец, квартиру дали, — Тамара помолчала и зачем-то добавила: — Двухкомнатную, — она тяжело вздохнула, и комок опять подступил к горлу. Почувствовав приближение слез, она встряхнулась. — Ладно, не будем о грустном, ехать еще пять дней. Меня зовут Тамара.
— Володя, а это моя мама, Авдотья Никитична. И вы, Тамарочка, пожалуйста, не переживайте. Если вас не встретит муж, мы вам поможем. Нас встречает водитель. Довезем!
— Володя, в том-то и проблема, я не знаю адреса! — Тамара аж задохнулась, она снова готова была расплакаться.
— И опять никаких проблем. Поедете к нам. И будете ждать мужа у нас. Мы же с вами русские люди. Неужели оставим друг друга в беде. Да тем более такую лапушку, — Володя с улыбкой посмотрел на маленькую Наташу.
Маленькая Наташа веселила попутчиков всю дорогу. Ехали дружно и весело. Ели Ронины пирожки и сало новых знакомых — семьи Лопуховых.
На полустанках Тамара и Володя выбегали за вареной картошкой и малосольными огурчиками. Женщины в фуфайках и кирзовых сапогах, продавая нехитрую снедь, с тоской провожали взглядом Тамару и Владимира. Им и невдомек, что они чужие друг другу люди и познакомились только в поезде. Может, заметили что-то во взгляде Владимира.
Тамара ничего не чувствовала. Чем ближе поезд приближался к Москве, тем неспокойнее становилось на душе у Тамары.
Страхи не уходили. С какой стати ехать к совершенно посторонним людям? Неужели Николай не встретит? Хотя написал такое теплое письмо. Совершенно ему несвойственное.
«Томочка, скучаю, очень жду. Постарайтесь приехать к моему дню рождения. Обставляю квартиру. Тебе понравится».
Тогда почему у нее в голове дурные мысли?
Потому что знала мужа. За прожитые вместе восемь лет случалось всякое. Работа, командировки, встречи, проводы, застолья. Мог и выпить без меры. Так что потом переставал себя контролировать. Гены проклятые? Конечно, с топором за ней не бегал, об этом и говорить смешно. Но палку перегибал и обидеть ее мог. Собственно, поэтому и уходила к матери. Тамаре все это было дико, в их семье никто и никогда не пил. Но возвращалась, потому что любила мужа. И понимала, что такое бывает очень редко. И лучше него никогда и никого не было и не будет.
Наташа и Авдотья Никитична ложились пораньше, а Тамара с Володей выходили в тамбур, чтобы не мешать, и долго разговаривали. Тамара рассказывала про школу, про то, как хотела стать врачом. Но не сложилось. В их маленьком сибирском городке мединститута не было, нужно было ехать в Красноярск. А как поедешь? Работала Роня одна. Тянула из себя все жилы, чтобы во что бы то ни стало дать детям высшее образование. Борис был старшим, поэтому в Красноярск поехал он, поступил в Лесотехнический. Ну а Тамаре судьба была закончить пединститут в родном городке.
Она — филолог, муж закончил тот же вуз, исторический факультет. Тамара любила детей, любила свою профессию, что-то придумывала, ставила спектакли. Когда она начинала говорить о работе, грусть из ее глаз уходила.
— У меня в основном старшие классы. Это непросто, заставить ребят любить русскую литературу. Понимаете, я сначала сама должна поверить в то, что Базаров — революционер. А какой он, к аллаху, революционер? Иван Сергеевич Тургенев в гробу каждый раз переворачивается, когда слышит толкование своих книг. Или, к примеру, «Певцы». Сложное для ребят произведение. К нему надо прийти, чтобы оценить красоту русского языка.
- Ну, и как же справляетесь? — Володя тепло смотрел на Тамару.
— Нахожу что-то действительно интересное. Вслух читаю, плачу вместе с ребятишками. Пытаюсь поставить их на место героев. Ой, у нас такие диспуты разворачиваются, не поверите! После уроков разойтись не можем.
— Очень даже поверю. Вы потрясающий рассказчик, Тамара, и любите свою работу. В вас, наверное все мальчишки влюблены.
— Скажете тоже, — улыбнулась Тамара. — А вы? Вы потомственный военный?
— Угадали. Отец кадровый офицер, — Володя помолчал и добавил: - Был. Погиб на Курской дуге. Да. Что говорить, наших полегло много. У самого два ранения. Одно тяжелое. Но каждый раз становился в строй. Нужно было родину защищать.
За пять дней переговорили о многом. Тамара рассказывала про учеников, Володя о войне, о своих сослуживцах.
Может, даже пытался за Тамарой ухаживать. Нет, она ничего не слышала. И думала только о своем Коле.
— Тамара, завтра утром мы приезжаем в Москву. Увидимся ли? Вот вам мой адрес, — Володя протянул исписанный листок. — Вы говорите, у вас в Москве никого нет. Так вот запомните, у вас в Москве есть я. И в любое время — я к вашим слугам. Помните об этом.
Тамара по-новому посмотрела на попутчика. Красавец, генерал, прошел всю войну. Тамара всегда мечтала выйти замуж за военного. Пока на горизонте не появился Николай. Сейчас она даже подумать не могла о каком-то романе, о каких-то отношениях. Хотя сердце екнуло, уж больно хорошо говорил военный, уж больно добрые глаза у него были. Но екнуло и тут же зашлось в испуге от мысли: «Куда еду? Нет, точно не встретит».
— Спасибо, Володя. Для меня тоже эта встреча была приятной. Вы простите, не могу сейчас даже ответить ничего. Как устроюсь, я вас найду. Приезжайте к нам с Авдотьей Никитичной в гости. Я думаю, Коля будет рад, — последнюю фразу Тамара произнесла не очень уверенно.
Военный вздохнул. Про Колю уж точно он сейчас услышать не хотел.
— Поживем — увидим.
— Мама, ну где же папа?!
— Наточка, не волнуйся, сейчас приедет.
Чемоданы, тюки с коврами помогли выгрузить на перрон Лопуховы.
Тамара все время извинялась.
— Вы уж нас простите, столько хлопот, вас отвлекаем. И вещей так много получилось. Мама еще ковры заставила взять. Прямо даже не знаю.
— Тамарочка, не волнуйтесь вы так, поставьте свой чемодан, — Авдотья Никитична взяла ее за руку. — Ну посмотрите, ладошка ледяная. Все будет хорошо. Вы уже на месте, девочка здорова. Все-таки ехали больше пяти суток. Не приведи Господь что.
- Ой, это верно, спасибо, Авдотья Никитична, — мудрые слова пожилой женщины помогли Тамаре переключиться. Действительно, они на месте, рядом с ней Натуля. Она не одна.
А Володя все смотрел на Тамару. До чего хороша. Перепугана, правда, до полусмерти. Но милая, славная. И одета с каким-то неповторимым вкусом. Просто, но, можно даже сказать, изысканно. Шубка, модные боты на каблучках, и шляпка с большой булавкой. Вот вам и сибирские валенки. Совсем даже не в пример бегающим по перрону людям, кто в телогрейках, кто в серых драповых пальто с искусственными воротниками.
Володя невольно залюбовался. Нет, Тамара не воспринималась как красавица. Но такая родная, такая домашняя. Вот бы такую жену. И девочка — просто кукла.
Может, и не принесет черт этого Ковалева? Видно, не все в этой семье гладко, раз жена так нервничает, так беспокоится, встретит муж, не встретит. Разве мог такое допустить Лопухов? Сказано — сделано. И у него командировки. В конце концов, есть военный приказ. Но тогда придет машина, поможет солдат.
А Авдотья Никитична краем глаза наблюдала за сыном. Мать всегда чувствует, всегда знает. Только что она может сделать, чем помочь?
