Перламутровый период

— Она звонит мне постоянно…
— Как постоянно?
— Практически каждый день.
— А хочет-то чего?
— Каждый раз договаривается, когда придет ко мне в гости.
— Какой кошмар. А Вернер что?
— По-моему, он уже просто устал. Видимо, раньше он отвечал на все ее вопросы, терпеливо выслушивал, уговаривал. А сейчас готов оплачивать все эти дорогущие международные переговоры, лишь бы Виктория от него отстала. Ну сколько можно ей объяснять, что она живет в Германии, а я, ее подруга, в России, и что мама Вики давно умерла! Ему нужен какой-то передых, вот он мой телефон наберет, а сам отдыхает. А я по полчаса ее уговариваю.
Мы неторопливо пьем кофе, пытаемся обсуждать что-то другое, но Вика не выходит из головы. Ведь так у нее все было замечательно. И на тебе — эта ужасная авария! Главное, миг какой-то, доля секунды. И вот, пожалуйста, из молодой красивой женщины она превратилась в малого ребенка. Ничего не помнит, ничего не соображает. Памперсы, сиделки. Никому не пожелаешь.
Нашу неспешную задумчивость прерывает телефонный звонок.
— Наверное — она, — прикрыв трубку рукой, говорит Наталья, и, после короткой паузы:
— Hallo, Werner! Wie gehts? — тяжело вздыхает, глядя на меня. — Na gut, gut! Вика, привет! Ну, как ты?
Слышимость очень хорошая, я слышу Викторию, как будто она сидит рядом с нами. Она говорит отрывисто, торопливо, но в остальном никогда не подумаешь, что человек не в себе. Вроде все разумно. Но это только для тех, кто не в курсе.
— Наталья, значит, я у тебя завтра буду в семь вечера. Ты успеешь с работы прийти? Ты уж, пожалуйста, поторопись. Вопросы серьезные, надо все обсудить.
— Вика, это невозможно, ты не сможешь приехать…
— Не волнуйся, — перебивает ее Виктория, — я уже все продумала. Я, конечно, еще слабая, передвигаюсь с трудом. Но Вернер отвезет меня на машине. С врачами, я думаю, тоже договорюсь.
— Вика, ты просто забыла, я же в Москве, а ты во Франкфурте.
— Во Франкфурте? — на минуту Вика задумывается и продолжает говорить уже не так уверенно. — Да, наверное я действительно что-то не помню, ну это не страшно. — Опять появляется безапелляционный тон. — Мы живем в цивилизованном мире. И, слава богу, летают самолеты. Вернер, когда самолет на Москву? Иди и срочно купи билеты. В Москве мы должны быть не позднее завтрашнего дня. Думаю, к обеду будет нормально.
— Вика, у Вернера нет визы. Мы же вчера с тобой все обсудили. Ты обязательно приедешь, но не завтра, а, к примеру, через месяц. Вернер как раз подаст документы на визу, в посольстве всю информацию обработают. Ну, пожалуйста, не плачь. Вот увидишь, все будет хорошо. И ты приедешь, и мы решим все вопросы… Gut.Werner, gut. Aufwiederhoren.
Наталья прощается с Вернером. Мы минуту в молчании смотрим друг на друга. Я нарушаю молчание первая:
— А сколько времени прошло после аварии?
— Вчера два месяца было. Нет, ну она, конечно, сама виновата, что говорить. Решила развернуться через две сплошные. Ее машина просто всмятку была. И у Вики еще долго состояние пограничное было, не то выживет, не то нет. Вернер, конечно, с ней возится. Ему не позавидуешь. Она же вообще ничего не соображает. В памяти провал. Она вернулась лет на 10 назад. И эти 10 лет не помнит.
— А у тебя не создалось впечатление, что она это специально сделала? Ты же последнее время всю дорогу говорила, что Вика тебе как-то не нравится?
— Я об этом, Лен, думала. Ну конечно, думала. Нет, нет, все-таки нет. Не может быть. Хотя… — Наташа тяжело вздыхает.
Именно десять лет назад я впервые увидела Вику. Моя подруга Наташа какое-то время с ней вместе работала, и, как это бывает, мы познакомились, придя к Наташе в гости. Виктория сразу поразила меня своей нестандартной внешностью. Высокая, с прекрасной фигурой. Нет, не красавица, но яркая, запоминающаяся, с очень интересной манерой в разговоре растягивать слова. Это добавляло ей какой-то томности и шарма. И хотелось ее слушать и слушать. Виктория приехала из Азербайджана. Она была абсолютно русской девушкой, из семьи военных. Но прожила в Баку долго. То ли от природы она была смуглой, то ли от южного солнца, но что-то в ней было такое восточное. И потому притягательное. Может, правда, только для меня.
С личной жизнью у нее как-то все не клеилось. Вообще я заметила, что женская красота — вопрос достаточно спорный. Особенно, когда спорят об этом мужчина и женщина. Мнения не всегда совпадают. Или часто совсем не совпадают. Вот если я беру на работу девушку, я всегда обращаю внимание на ее внешние данные. И, как правило, беру ту, которую считаю симпатичной. Потом выясняется, что нравится она мне одной. А мужчины с нашей работы ничего привлекательного в ней найти не могут. Почему? Непонятно.
Хотя, что касается Вики, то здесь вопрос неоднозначный. Все-таки, она не москвичка. И понятно, что потенциальных кавалеров это охлаждало сразу. Во всяком случае, многих. Потому что с ней сразу предполагалось много проблем. Вопросы прописки, гражданства, квартира съемная, приехала из другой страны и так далее. Иногда в наше время слово «любовь» отходит на очень далекий план. И на первый план выступает трезвый расчет. Ну да, девушка хорошая. Ну да, красивая, ну да, умная. Но таких много и с московской пропиской, и с московской квартирой. И не обремененных проблемами родственников, оставшихся в Азербайджане.
И еще на Вике была печать человека, хлебнувшего всего в этой жизни. Вот я даже про нее еще ничего не знала, но как-то сразу было понятно, что с ней все непросто. Есть же девушки, порхающие по жизни. При папе, при маме, при деньгах. Лучезарные, светящиеся. В Вике не было ни лучезарности, ни внутреннего света. Была постоянная сосредоточенность. Наверное, это тоже мужиков отталкивало. Всем в отношениях охота легкости. Непринужденности. А Вика пережила войну, бежала из Баку. Усталость от пережитого, от чувства страха, что все это может в жизни повториться, засела в ней так накрепко, что всегда ставила стену между ней и потенциальным кавалером.
Как-то, спустя какое-то время после знакомства, мы встретились с Викой в рабочей обстановке. Я после длительного перерыва должна была лететь в Германию. Очень нервничала, что и как. Вика работала в то время в офисе «Люфтганза». Решив на себе не экономить, я приехала к ней покупать авиабилеты. В холл ко мне вышла все та же Виктория, на этот раз очень холеная, красивая, уверенная в себе, хорошо и со вкусом одетая. Но грусть из глаз не ушла. На мое замечание, что де у нее наконец-то все устраивается — и офис хороший, и зарплата приличная, — она опять долго рассказывала мне про Баку, про то, как было непереносимо, о том, как страшно болела мама, а в больнице не было даже бинтов. И как она ничем не могла помочь. И так и не смогла помочь. И мамы не стало. Как тяжело она выбиралась сюда. И как здесь все непросто. И на работе отношение все-таки, как к приезжей. И за квартиру нужно платить прилично.
— Вик, ну так не бывает. Обязательно придет другой период. Ты же понимаешь, за черной полосой всегда наступает белая. Ну всегда. А ты уже перенесла столько, что эта полоса у тебя будет не просто белая, она будет с перламутровым отливом. Вот увидишь. Но только — выше нос! И блеска в глазах добавь. Что у тебя с кавалерами?
— Лена, о чем ты говоришь? Какие кавалеры? Мне кажется, они от меня за версту шарахаются.
— И будут шарахаться! Ты же ни про что позитивное не говоришь!
— А если позитивного-то нет? Вот сейчас наконец папу удалось перевезти. Никак не могу гражданство ему получить. Вот ходим, доказываем, что он родом из Костромской области. Дела нет никому. Все ждут взятки. А я на такую еще не накопила.
— Но ведь жизнь продолжается? Ну улыбнись! У тебя такая шикарная улыбка!
Вика улыбнулась:
— А ты знаешь? Есть ведь хорошее. Через месяц на 10 дней еду отдыхать в Кению. На работе премировали, как достойного сотрудника. Во всяком случае, отосплюсь!
— А может, это шанс?!!
— Ты что, там одни туземцы и львы.
— Туземцы тоже люди, только черные.
— Но мы же ждем белой полосы! Так что, наверное, она начнется не в Кении.
Вика спустилась в бар как всегда уже ближе к одиннадцати. Заканчивался ее четвертый день пребывания в африканской стране. Как ни странно, все было хорошо. И первое из этого «хорошо» — все здесь было абсолютно другое. Другое, непривычное, на что нужно было переключиться. То есть хочешь, не хочешь. И это помогло на время обо всем забыть.
Жара и потрясающие яркие краски. Они присутствовали во всем — в природе, в костюмах местных жителей, в интерьерах, в блюдах местной кухни. Виктория вдруг поняла: во всем этом многоцветии она выглядит белой вороной. Ее привычка уже давно одеваться строго и чопорно совсем не подходила к этой немного легкомысленной стране. Боже, как долго ей не приходило в голову пойти в магазин и накупить себе чего-нибудь яркого! А здесь появилось прямо-таки непреодолимое желание немедленно что-нибудь этакое приобрести и срочно во все это переодеться. Были куплены яркие шорты, куча маек, белый купальник, короткое цветастое платье из марлевки и, главное, роскошная шляпа из соломки с огромными полями и красной лентой вокруг тульи. Шляпа была сразу надета, и грустное лицо из-под полей начало куда-то исчезать само собой. А ведь действительно море, а ведь действительно солнце! А воздух? А запахи?
Гиды как-то сразу взяли Викторию в оборот. Она в первый же день съездила на экскурсию в Найроби, на следующий день — в национальный заповедник посмотреть на диких животных. Все свободное время валялась на пляже, много читала. Единственным минусом было то, что не с кем было общаться. В отеле русские были, и на экскурсии ездили вместе. Но контакта как-то не получалось.
А общения вдруг захотелось ну просто физически. Захотелось кому-нибудь рассказать, как все здесь здорово! Просто распирало изнутри, так хотелось поделиться нахлынувшими вдруг впечатлениями. Поделиться было не с кем. Вика видела, что поделиться хотелось только ей, а с ней — никому. Потому что всем было уже с кем. Отдыхали в основном парами. И здесь совсем все было бесперспективно.
Либо это были безумно влюбленные друг в друга молодожены. Они и друг с другом не очень-то разговаривали, а только зачарованно смотрели один на другого и целовались. Вика вообще не понимала, зачем они сюда приехали — все равно ничего и никого вокруг не видели. Стоило тратить такие деньги! Хотя, ну конечно, стоило. В конце концов, останутся фотографии, и на них потом можно будет все внимательно рассмотреть.
Следующая категория пар — люди, прожившие друг с другом много лет, со всем грузом совместных отношений, обид и недоверий. В этих парах жены смотрели на Викторию тревожно. Видимо, у них были на это какие-то основания, и Вика не омрачала их отдых своей застенчивой улыбкой из-под огромных полей новой шляпы. В итоге собеседник появился за эти четыре дня один — пятилетний мальчишка. Родители ребенка были очень благодарны Виктории, когда та брала мальчика на часок и вместе с ним строила замки из песка на пляже. Но мальчик хотел говорить на темы, интересные ему, а не Вике. Да и не сказать, чтобы она безумно любила детей. Это было от нее еще очень далеко. Она про это еще не задумывалась. Лет ей всего тридцать, впереди еще целая жизнь. И как минимум лет 6 есть для решения именно этой проблемы.
Привычка спуститься в бар вечерами, выпить коктейль и потом неторопливо пройтись перед сном по прохладному пляжу с белым как снег песком образовалась в первый же день. Рядом с барной стойкой каждый вечер гитарист наигрывал какие-то милые национальные мелодии. Этот черный музыкант в яркой длинной рубахе своим тихим, но слегка надрывным голосом добавлял еще больше покоя и умиротворения Викиной душе.
Вика тянула неторопливо из трубочки заказанный напиток и улыбалась про себя, глядя в одну точку. В какой-то момент она вдруг поняла, что одна точка является приятным мужчиной средних лет, который мило улыбался ей в ответ. Причем, скорее всего, мужчина понимал, что Викина улыбка предназначалась не ему, что Вика смотрела сквозь него, а он просто попал под романтический, ничего не значащий взгляд. Он видел, что этой молодой женщине сейчас хорошо, и что уж точно это никак не связано с его персоной. Но смотреть на нее ему было приятно, и он интеллигентно ждал продолжения истории со стороны женщины.
«Боже, как неудобно! — подумала Вика, когда поняла, что вот уже минут 10 пристально смотрит на мужчину. — Наверное, он считает, что я с ним заигрываю. Хотя вроде нет… А если и да, то почему не подойдет? Или ему это не надо? Или просто хорошо воспитан и не хочет мешать моему одиночеству? А что хочу я?»
В дурацком толстом журнале в самолете Виктории как раз попалась статья о скоротечных курортных романах. Выводы, которые она из этой статьи сделала, были седующие: во-первых, не принимать ничего всерьез и не строить планов на будущее; во вторых, если хочется с кем-нибудь познакомиться, — не стесняться и заговорить первой. На отдыхе не должно быть понятий «удобно», «не удобно», «прилично», «не прилично». Просто нет времени для разбега. Пока будешь думать, либо отдых закончится, либо тебя кто-то опередит. Да и собственно, почему нет?
Национальной принадлежности мужчины Вика определить не могла. Не русский — это все, что было понятно. С официантами общается по-английски. А почему все-таки сразу не русский? Наверное даже не из-за одежды. А по взгляду — спокойному, уверенному — и в себе и в жизни, которую он ведет, и в завтрашнем дне. Еще по походке, по манере садиться на высокий барный стул. Словами не объяснить, но иностранцы чувствуют себя не то что хозяевами жизни, но постоянными ее завсегдатаями. Им эта роскошная жизнь привычна, она их не удивляет. И они ею пользуются, принимая все как должное.
— Простите, не помешаю Вашему одиночеству? — набралась храбрости и спросила Виктория.
Мужчина широко улыбнулся. Вот-вот, главное все-таки улыбка. Открытая, с идеальными белыми зубами. Да! Открытый взгляд и улыбка. Ну конечно, иностранец!
— Это я вам боялся помешать, и давно хотел с вами познакомиться. Вы не против? Вернер Херст.
— Очень приятно, господин Херст. Меня зовут Виктория. Можно просто Вика. Так, наверное, проще.
— Ну а я просто Вернер. Так тоже проще. Вы ведь русская? Откуда вы приехали? Надолго ли здесь?
— Всего на десять дней, и вот не заметила, как четыре дня уже позади. А я действительно русская, приехала из Москвы. — Вика отметила, что первый раз за длительное время, сказала, что она просто из Москвы, и при этом не добавила ни слова про Баку. Ей в первый раз не захотелось будить воспоминаний. Хотелось продлить ту легкость, которая образовалась в отношениях между ними с первых же фраз. — А вы откуда?
— Я живу неподалеку от Франкфурта.
— Вы немец, а почему мы тогда разговариваем по-английски?
— А Вы, значит, к внешним достоинствам еще и по-немецки говорите?
— Ну да, я профессиональная переводчица по образованию. Английский у меня второй я зык, а немецкий первый.
— Да мы просто нашли друг друга! Давайте выпьем по бокалу шампанского за знакомство и прогуляемся к морю. Вы ведь каждый день вечерами гуляете?
— А вы, зачит, за мной наблюдаете?
— Не просто наблюдаю, но и сопровождаю издалека. Все-таки страна не очень спокойная. Отель хоть и дорогой, и вроде все здесь очень достойно, но мало ли. Вы девушка уж очень броская.
— И, тем не менее, вы ко мне ни разу не подошли.
— А вам было одной очень хорошо.
— А вот и не правда! Я уже пару дней как заскучала, и мне очень захотелось все вот это обсудить. Вот эту страну, этот отель…
— Тогда есть предложение. С завтрашнего дня будем сначала все вместе смотреть, а потом обсуждать. Я здесь уже вторую неделю и у меня о Кении сложилось свое впечатление. Я давно сюда приехать собирался. Да жары боялся, и одно время хотелось чего-то более цивильного. Знаете, как-то давно мне попалась книга Барбары Вуд о Кении. Не читали, случайно? Она называется «Красное солнце черной земли».
— Нет, даже писательницы такой не слышала. Может, она на русский язык не переведена?
— Может, но книга эта меня очень зацепила. Там о том, как приезжали в Кению первые колонизаторы. Они не знали почему-то, что едут в джунгли, в абсолютно отсталую страну, и везли с собой столовое серебро, фарфоровые сервизы, кровати из натурального дуба. А здесь все их кровати надо было ставить в палатки, совершенно не приспособленные не то что к роскошной, но и просто к нормальной жизни. В этой книге много чего. И шикарно наряженные английские женщины в драгоценностях с поломанными здесь судьбами, и отношения между англичанами и туземцами. Англичане местных презирали поначалу, но вскоре поняли, что прожить-то они без них не смогут. И была другая категория приезжих, которые, наоборот, кинулись лечить коренное население, учить их детей грамоте, приобщать туземцев к своей религии. Ну, естественно, и смешанные браки появились. Люди-то живые, влюблялись. Семьи разбивались. Всего не перескажешь. Книга очень любопытная. Я вам обязательно ее перешлю на немецком языке. Она у нас очень популярна. Что интересно, следы тех колонизаторов я нашел здесь, вся эклектика в колорите страны — из тех времен. Я, кстати, взял напрокат машину. Подходит? Хотите, я покажу вам свою Кению?
Вика кивнула.
— Мы обязательно поедем к горе Кения, — взахлеб продолжал Вернер. — Вы ведь там не были? Почему туристов туда не возят? Это вторая по высоте гора в Африке, место проживания бога племени Кикую-Нгай. По традиции все дома этого племени строятся лицом к этой горе. Они называют ее Кириянга, или «место света». Посетить это место считается очень доброй приметой. У вас есть какое то сокровенное желание? Бога Кикую-Нгай можно просить только об очень важном. По пустякам к нему не обращаются! Мы поедем туда на рассвете, когда свет восходящего солнца как будто возвышает ее над окружающими равнинами. Не представляете, какое это захватывающее зрелище! Вершина горы покрыта снегом, а склоны — густыми лесами. А еще мы обязательно должны с вами увидеть розовых фламинго. Они здесь живут огромными стаями. Потрясающе красиво!
— Вернер, вы так захватывающи рассказываете, я готова ехать прямо сейчас. Может, вы и на суахили говорите? А на гору забираться не надо? А то я высоты боюсь.
Вернер рассмеялся.
— Нет, чтобы забраться на гору, нужно 3-5 дней. Но я уже разговаривал с людьми, которые это проделывали. Впечатления незабываемые и от природы, и от диких зверей, которые встречаются по пути. И главное — сама вершина, покрытая экваториальным снегом. Такого нигде не увидишь! В своем роде это единственное место в мире. Нет, не бойтесь, мы туда с вами не полезем!
Почему сразу у Вики появилось доверие к этому человеку? У Вики, которая столько лет была закрыта не только для других, но и порой для самой себя?
За годы, проведенные в Москве, у нее был один опыт общения с немцем. Опыт, который оставил неприятный осадок. Он приезжал в их компанию по работе, Виктория его сопровождала и как-то незаметно для их отношения из деловых перешли в личные. Ей хотелось романтики и нежности. А у него все было слишком прагматично. Уже со второго своего приезда Петер в целях экономии останавливался у Вики. Все и всегда у него было распланировано. От плана не отступалось ни на миллиметр. Каждый раз перед отъездом Петер открывал блокнот и спрашивал, что привезти Вике в следующий раз? И привозил то, что было продиктовано. Никогда и никакой инициативы. Никаких подарков и сюрпризов. И за все Вика всегда расплачивалась. И Петер никогда от денег не отказывался. Связь эта Вику тяготила, но добровольно от нее она почему-то не отказывалась. Все решилось само собой, когда Петера перевели на другую работу. И он перестал ездить в командировки. Какое-то время Виктории даже было жалко этой потери в своей жизни. Хотя сама себе она не могла объяснить, что же такого ценного она потеряла? Потом успокоилась.
С самого первого момента было ясно, что Вернер совсем другой. От него веяло надежностью и силой. Нельзя сказать, что он был красив. Но высок, строен и достаточно моложав для своего возраста. Сколько ему лет, он сказал практически сразу — 49. Последние семь лет разведен, живет один. Помогает теперь уже взрослому сыну.
Оставшиеся дни пролетели для Вики как один миг. Они много ездили с Вернером, много смотрели. Вернер рассказывал ей о Кении, показывал, что открыл для себя интересного. Потом они просто бродили по пляжу. Как так получилось, что, встретившись в чужой африканской стране, два совершенно разных человека оказались настолько похожими, настолько близкими друг другу? Все время Вика и Вернер проводили вдвоем. И чем больше они были вместе, тем страшнее им было расставаться. Вика была абсолютно уверена, что с отъездом из Кении эта сказка завершится. И она горевала об этом, но все же была благодарна судьбе за то, что эта неделя в ее жизни состоялась. Она решила ни о чем не загадывать и ни о чем не жалеть.
По стечению обстоятельств их самолеты улетали в один день с разницей в два часа. Первой улетала Вика. Они стояли в аэропорту Найроби, Вернер держал ее руки в своих:
— Я хочу, чтобы ты приехала ко мне в Германию. Я хочу, чтобы ты посмотрела, как я живу. Я уже не молод и не могу делать необдуманных поступков. Но за эти дни я понял, как ты для меня дорога. Ты молода, красива. У тебя может быть совсем другая жизнь. У тебя есть выбор. И если мы соберемся быть вместе, я хочу, чтобы мы оба подумали об этом очень и очень серьезно. Постарайся приехать недели на две. Это важно.
Вика ждала совсем не тех слов. Хотелось больше любви, чего-то более романтичного. Сказка должна и заканчиваться сказочно. А тут обсуждались какие-то житейские обыденности. Но она видела, что Вернер очень нервничает, она видела, что ему трудно…
Уже когда объявили посадку и Вика практически ушла, он почти крикнул ей вслед:
— И когда приедешь, обязательно возьми с собой свою замечательную шляпу, ту, которая с красной лентой. Она тебе безумно идет. — И практически шепотом: — Это наваждение какое-то. Обычно шляпа лицо закрывает, а твое лицо она наоборот открыла. Я влюбился в тебя, когда увидел на тебе эту шляпу. Все, иди, я тебя буду очень ждать.
Вика вернулась в серые московские будни. Все было, как и раньше. Как и раньше много работы, как и раньше проблемы с папиным гражданством и со съемными квартирами. Но жизнь изменилась, в ней появился Вернер. Он звонил часто. Говорил, как правило, о каких-то делах и никогда о любви и чувствах, но голос был полон грусти и нежности. И весь разговор всегда сводился к будущему Викиному визиту.
Вика часто думала о Вернере. Со временем романтичный образ стал тускнеть. И все больше вспоминалось, как скрупулезно проверялись счета в ресторанах, как аккуратно складывались все квитанции в определенный кармашек бумажника. Вернер оставался немцем. Рачительным и экономным. Хотя во время их совместных посещений ресторанов всегда платил он. Никаких денег от Вики не принимал. И Вика уже не знала, как она относится к этому человеку. И не понимала, что ей отвечать, если возникнет вдруг вопрос о замужестве. Хотя что значит — «что отвечать»? Можно подумать, у нее есть какой-то выбор. На самом-то деле это, может, единственный шанс в ее непростой ситуации. И в ее положении вообще капризничать не приходится. Подумаешь — чеки проверяет. И молодец, что проверяет. Вот наш русский мужик ничего не проверяет. И что? Кому от этого лучше?
Отпуск Вике дали. И, как она и просила, дали две недели. Она стояла в аэропорту Франкфурта, теребила в руках шляпу и ничего не понимала. Вернера не было. Какие только мысли не пронеслись у нее в голове! Может, он приходить и не собирался?! Может, это она сама все выдумала?! А еще ей вдруг стало ясно, как же она скучала, как хотела его увидеть!
Вернер появился внезапно, откуда-то сбоку. Сначала она просто поняла, что кто-то сгреб ее в охапку, и она уже не стоит на земле, а кружится где-то в воздухе. И только потом она увидела счастливое лицо Вернера и огромный букет лилий.
— Прости, прости, эти пробки когда-нибудь выведут меня из себя! — Вика даже не ожидала, что так обрадуется, увидев своего африканского немца. Рядом с ним все ее напряжение немедленно исчезло. Жизнь не казалась страшной и никчемной, хотелось петь и смеяться.
— А еще мы будем с тобой ходить на танцы. Ты любишь танцевать?
У Вики шла кругом голова от информации, которую выплескивал на нее Вернер.
— Танцевать? Это было у меня так давно. Ты знаешь, а я ведь неплохо танцую…
— Ну, это ты так думаешь! Мы будем ходить с тобой в специальную школу, чтобы не просто танцевать неплохо. Мы будем с тобой танцевать танго и рок-н-ролл! Как тебе такая перспектива? — Вика не знала, смеяться ей или плакать.
— Мы едем сейчас к тебе домой?
— Да, но по дороге мы заедем в банк, я уже обо всем договорился, нужно открыть счет на твое имя и заказать кредитную карточку.
— Зачем?!
— Вика, я хочу, чтобы ты постаралась почувствовать свою независимость. А для этого у тебя должны быть собственные деньги. Мне хочется, чтобы ты попробовала здесь жить. Не быть в гостях, а жить. И сделать для себя вывод — ты здесь жить сможешь все время, или нет? Это все для тебя совсем чужое, или ты когда-нибудь сможешь привыкнуть? Я скучал без тебя, Вика. И я хочу, чтобы мы были вместе. Но сначала нужно попробовать. Я буду очень стараться. Я хочу идти тебе навстречу. Но мне много лет. И есть уклад, к которому я привык, жизнь свою я поменять не смогу. Но постараюсь, чтобы тебе в этой жизни нашлось место и чтобы тебе в ней было интересно. Ну вот, собственно, эти две недели должны нас продвинуть в этом направлении. Кстати, ты права с собой взяла?
— Какие права?
— Как — какие? Автомобильные!
— У меня нет прав, и машину я водить не умею.
Вернер задумался.
— Я как-то даже не предполагал. Думал, сразу напишу тебе доверенность. У меня две машины. Одна городская, для удобных парковок, и джип, я на нем обычно в отпуск езжу. Как же ты по магазинам ездить будешь? Проблема.
— Ну давай я не буду, или с тобой.
Вернер рассмеялся.
— Со мной-то само собой, просто я хотел, чтобы ты была от меня более независима, что ли. Ладно, разберемся.
И начали разбираться. Вернер действительно открыл на Викино имя карточку и положил на нее приличную сумму денег. Но при этом сказал:
— Продукты мы будем покупать тоже с этой карточки. Учись планировать. Что нам нужно, на что хватит, на что не хватит. Если не хватит, я положу денег еще.
— Думаю, тут на год продуктов покупать хватит.
— Но ты же захочешь себе что-нибудь купить. И подарки друзьям. У тебя не должно складываться впечатление, что тебе надо у меня что-то просить. Это деньги твои. Но вести хозяйство ты тоже должна из своих денег.
Вика не знала, радоваться или огорчаться. Что это — признак огромной любви, или ее нанимают в домработницы?
У Вернера был свой дом в пригороде Франкфурта. Милый и уютный, с небольшим ухоженным садом. На первом этаже находился небольшой офис, где Вернер до обеда работал, комнаты для гостей, а второй и мансардный этаж были полностью теперь в распоряжении Виктории.
— Если тебе что-нибудь здесь не нравится, или ты считаешь это неудобным или старомодным, мы можем это обсудить и что-то поменять.
— Вернер, мне все здесь нравится. И никогда я ничего не буду менять в твоем доме. Это же твой дом.
— А я хочу, чтобы этот дом был нашим общим. И я очень хочу, чтобы ты что-то поменяла в этом доме. Для меня это важно. Вот видишь, этот гвоздь в стене. Как думаешь, зачем я его здесь прибил?
— Ну… Наверное для моей шляпы?!
Вика тонула в глазах Вернера, полных любви и желания. Она видела, что хозяйственные разговоры — своеобразная ширма. Вернер как будто боялся, что Вика догадается, как на самом деле он относится к ней, как ждал ее, как продумывал каждый шаг..
Вика тряхнула головой:
— Что ж, показывай мне кухню. Уж там-то я точно найду, что поменять. Я так понимаю, что теперь самостоятельно и продукты покупаю, и готовлю, и на стол накрываю, и после нас с тобой убираю?
— Правильно понимаешь, — Вернер был рад, что Вика дала ему возможность не показать своей слабости. Только почему же только после нас с тобой? У нас с тобой гости приглашены к ужину почти на каждый день. Да и потом через три дня приезжает моя мама на пару дней. Ей тоже не терпится с тобой познакомиться!
— По-моему, ты развернулся не на шутку! А может, спальню покажешь? Вдруг там тоже что-нибудь нужно будет поменять?!
Нельзя сказать, что Виктория так представляла свое пребывание в Германии. Можно сказать, она представляла эту поездку совсем по-другому. Во всяком случае отдыхом-то это уж назвать было никак нельзя. Скорее даже наоборот. Сплошное напряжение с утра до вечера. Сначала Вика растерялась вконец. Что, как, почему? Чужой дом, чужая кухня, кто знает, что Вернер любит есть, а что любит есть его любимая мама и дорогие гости? А вдруг она сделает что-то не так? Опозорится сама, опозорит Вернера. А ведь ей нравился этот дом, и она хотела бы стать здесь хозяйкой. Да и хозяин ей нравился. Но уж как-то все было вдруг. Она была не готова к такому раскладу. Вот так, с наскоку. В конце концов, она же отдыхать приехала, а не нервничать с утра до вечера!
Все эти безрадостные мысли вылились в истерику. Вика плакала так горько, что Вернер испугался. И главное, он никак не мог понять, что вызвало такую реакцию? У нас ведь, у женщин, как? Нет, чтобы сказать все вслух, задать все вопросы сразу. Нет, мы сначала не понимаем, начинаем придумывать, потом додумывать. И вот мы уже обиделись. И вот нам уже кажется, что нас хотели обидеть специально, с нами не посоветовались. С нами не согласовали!
— Ну что ты, любимая… — Вернер в растерянности моргал глазами и ничего не мог понять. — Я что-то сделал не так? На что ты обиделась?
Вика только мотала головой и плакала еще громче.
— Ты пойми, глупенькая. Все, что я сейчас делаю, я делаю для тебя. Мне было бы значительно легче водить тебя каждый день в ресторан, или заказывать готовую еду на дом. Но мне хочется, чтобы ты поняла для себя, что такое не только немецкие праздники, но и будни. Мне хотелось, чтобы ты представила себя здесь не только в отпуске, а как бы ты жила здесь каждый день. И поняла, что это не так страшно, а очень даже удобно. Вика, пойми, я старше тебя и я кое-что понимаю в этой жизни, может быть, лучше тебя. Ну вспомни, как встретила тебя Москва, когда ты приехала из Баку? Сколько было боли и разочарования. Я не хочу, чтобы это повторилось в твоей жизни. Я хочу подготовить тебя к этому переезду. Очень важно быть социально адаптированной. Иначе сначала ты возненавидишь эту жизнь, а потом и меня заодно. А я чувствую, мы можем быть счастливы. — Вернер говорил и говорил, и Вика потихоньку начала приходить в себя.
— Ты обязательно научишься жить здесь. Я познакомлю тебя с нашими соседями. Они приятные люди и уже ждут тебя. Пусть у тебя будут не только твои московские подруги, но и немецкие. И их надо найти, и научиться с ними общаться. Потому что здесь люди общаются немножко по-другому. Свои привычки, свои правила. По четвергам я встречаюсь со своими друзьями, мы играем вечерами в бридж. Теоретически ты должна на этот вечер оставаться одна. Но если ты захочешь, мы обязательно найдем тебе какое-нибудь дело по душе. Можно купить абонемент в бассейн. Или местные женщины сейчас, например, увлекаются корейской национальной кухней, существует масса курсов на эту тему. По пятницам я уже записал нас с тобой в танцкласс, это я тебе уже рассказывал. Глупенькая моя, я ни в коем случае не хотел делать из тебя домработницу. Мне думалось, ты должна стать как можно скорее независимой, привыкнуть к этой новой жизни, а потом и полюбить ее.
Вернер обнимал Вику, гладил ее по голове, и она потихоньку успокаивалась. И не могла поверить в реальность происходящего. Что же это? Неужели так действительно бывает? Неужели никто и не собирался ее обижать, а действительно делал все только из добрых побуждений. И ведь если поверить Вернеру, то этот человек просто счастье для нее. Счастье и удача всей ее жизни. И, может, именно сейчас начинается та самая полоса с перламутровым отливом? А Вика не могла ее разглядеть? Ведь не зря же говорится, что ощущение того, что был счастлив приходит позднее. А сам этот миг или период человек не ощущает. И Вика повернула ход своих мыслей на 180 градусов. И за что ей так повезло в жизни? И почему этот немолодой и умудренный опытом человек так возится с ней. Чем она заслужила это?
— Вика, я люблю тебя. Но нам обоим не по двадцать лет. Мы не можем перевоспитывать друг друга, ставить друг другу условия. Мы должны принять друг друга такими, какие мы есть. И будет сложно. И это труд. Поэтому у каждого должно быть свое маленькое пространство, никто не должен напрягаться, все должно быть комфортно. И обещаю, мы будем с тобой счастливы.
В немецком быту действительно все было по-другому. Мы так не привыкли. Но все абсолютно верно и правильно. Вика удивлялась, как же все разумно, и почему у нас по-другому! Вернер терпеливо объяснял Вике, как приготовить все так, чтобы хватило ровно на один раз и на определенное количество человек. В Германии не принято выбрасывать еду, не принято доедать то, что осталось со вчерашнего дня. Все должно быть рассчитано порционно.
— А если кто случайно в гости зайдет?
— Он случайно не зайдет, а если зайдет, то есть не будет.
— Ну а вот мы сидим, едим, и вдруг пришел сосед…
— Он никогда не придет в то время, когда мы едим. Мой сосед знает, в какое время я ужинаю, а уж если что непредвиденное и случится, то все вопросы решаются очень быстро, не проходя в столовую.
— Странно это как-то…
— Да ничего странного нет! Ну что, вот тебе обязательно есть у соседей? Почему ты тогда думаешь, что им это так уж нужно?
Еще сложнее было мыть посуду. Это, наверное, было самое сложное. Вообще вопрос экономии воды был для немцев очень важным. Вика долго не могла понять, чем можно заниматься в ванной комнате, практически краны не включая. После первого же приема Викой душа, Вернер не стал делать ей замечание, он просто подвел ее к счетчику воды, потом достал расчетные книжки, потом объяснил про бюджет на месяц, сколько можно потратить и сколько сэкономить. Может, по нашим меркам и противно, но очень доказательно.
— Милая, давай я не буду рассказывать тебе про запасы пресной воды на земле. Думай, что просто это для нас будет дешевле.
Вика думала, но все время забывала. Как задумается, так и пустит воду на весь опор. Поэтому поначалу посуду мыл Вернер сам. В надежде, видимо, что потом Вике станет стыдно и она научится все-таки затыкать эту несчастную раковину и наливать туда моющего средства ровно пять капель, и ни капли больше, для того чтобы посуду потом можно было и не ополаскивать.
Грамота нехитрая. Но, наверное, в определенном возрасте уже не очень простая. Вика путалась. Но уже не боялась. И они вместе с Вернером хохотали над ее бестолковостью.
Зато по пятницам были танцы. С сальсой и румбой, и медленным вальсом, и с завораживающей музыкой, и отличным партнером Вернером. Они сами не могли предположить, что будут такой идеальной танцевальной парой, тонко чувствовавшей друг друга. И даже не могли себе представить, что оба будут испытывать такое удовольствие от этих занятий! И после танцев можно было пережить нудную сортировку мусора на стекло, бумагу и пластмассу.
В Москву Вика вернулась слегка ошалевшая. С одной стороны, она очень соскучилась и по папе, и по подружкам и просто по русскому телевизору. А с другой — она начала замечать, как мы порой неправильно живем, и где-то рассказывала о своих мытарствах со смехом, а где-то уже у нее проскальзывал наставительный тон. Ну почему у нас все не так?
А через неделю после возвращения она безумно заскучала по Вернеру, по его заботе, по его бережному отношению к ней. Никто, кроме родителей, никогда так не боялся за нее. Никто не готовил к трудностям жизни. Всем было все равно. А Вернеру вот было не все равно. Наверное, было в Вике больше не страсти и влюбленности, а было, скорее, понимание, что с этим человеком ей очень хорошо. И она хотела бы с ним провести остаток своей жизни. И сложно было понять, это ли настоящая любовь и есть, или это лишь благодарность. И конечно, она думала и том, что там у Вернера в ее распоряжении все (все правда включало и сортировку мусора), а здесь ничего. И здесь не было Вернера. И это было самое плохое. Отношение Вики к Вернеру перевешивало ее отношение к удобству и комфорту. Хотя вот если бы Вернера сюда, в Москву? Это, наверное, было бы тоже невозможно. Он все-таки был неотделим от Германии.
Они договорились, что он приедет через три месяца. Опять решал все он. И Вика до конца не понимала — эти три месяца проверка для его чувств, или для ее? И не уверен Вернер в себе, или в ней? А главное, она до конца тоже решить ничего для себя не могла. Было боязно. И она была благодарна Вернеру за то, что он принимает пока эти решения за нее. Хотя понимала, что наступит день и решения придется принимать ей самой.
— Вик, ну ты обалдела — столько подарков накупила!
— Наталья, не свои же деньги платила. Знаешь, на себя было как-то тратить неловко. Подумает, что я крохоборка какая то.
— Какая же крохоборка?! Что ты себе-то купила? Вот эту майку? А что он тебе подарил? Букет лилий? Что-то я больше ничего не слышала. А, ну да, еще карточку в танцкласс. Но он ведь сам рядом с тобой и плясал. Ну, мужики!
— Да, выходит, что ничего больше не подарил. Но он же счет открыл на мое имя. И сумму — знаешь, какую положил? Закачаешься!
— И где эта твоя кредитная карточка? Очень охота на нее посмотреть! Давай вместе покачаемся.
— Я ее там оставила. Как бы, по-твоему, я ее взяла?! Что бы сказала?
— Молодец, Вика! Еще что оставила?
— Больше ничего. А, шляпу еще! Он попросил. Говорил, что она ему воспоминания навевает.
— Да, Вика. Он какой-то фетишист. Шляпа ему воспоминания навевает. И ты ему веришь. Пахала на него две недели, стирала, готовила. А он тебе вместо брильянтов какую-то мифическую карточку показывал. Знал же, что ты из скромности не воспользуешься!
— Наташка, а может, ты права? Сейчас, знаешь, вспоминаю, и как-то все по- другому видится. Он, кстати, приезжает через две недели. Просил меня счет здесь в России открыть. Странно как то…
— Во, во! Ты, Виктория, даешь! Прекрати верить всем подряд! Вспомни Петера. Тот хоть по списку все привозил. И то польза. А этот, ты гляди, карточкой перед носом помашет — и все, и никаких забот. Может, он маньяк? Тут карточка, там карточка… Это уже на навязчивые идейки смахивает!
— Ой, мне прямо страшно. А я уж думала, а может, я его и вправду люблю?
— Любить надо только себя!
— Наталья, прекрати немедленно, — не выдержала я, — ну что ты девку расстраиваешь? Вика, не слушай ее. И вообще никого не слушай. Нормальный мужик, хочет жизнь с тобой строить. Еще Петера они вспомнили. Что про него думать-то, про Петера?! Что ты с ним хорошего видела? А с Вернером вы же не только посуду мыли? Вы же и в гости ходили, и на озера ездили.
— И все, главное, бесплатно! — Наталья никак не могла успокоиться.
— Он же немец в конце-то концов! Он должен быть и бережливым, и экономным. Не бывает сказочных историй, не бывает! — мне все-таки хотелось Вернера защитить. — Как может, так и ухаживает. Тоже ведь, может, и не знает, как лучше? Ты, Вик, потом его можешь как-то направить — это нравится, это не нравится, это лучше, это хуже. Он же тебе навстречу идет?
— Конечно. Мы вообще друг друга с полуслова понимаем.
— Вот, видишь! Это самое главное. А деньги?.. Да, это всегда сложно. Вот мой муж, когда за мной ухаживал, то есть мы практически уже жили вместе, он почему-то денег мне не предлагал вообще. А я очень нервничала. Потому что у меня их не было, а попросить я не могла. Он покупал продукты. И что? Накупит вечно сметаны почему-то. А я должна ужин готовить. Из сметаны что ли? В итоге однажды утром у меня не было пяти копеек, чтобы поехать на метро. И когда я, наконец, рыдая, рассказала ему про свои трудности, он был страшно удивлен. И все никак не мог понять, почему я ему ничего не рассказывала. Все ему объяснила, обо всем договорились. Вика, просто нужно друг с другом разговаривать. Плохого он тебе точно не желает. Это по ощущениям.
— Что ты ей голову забиваешь? — не унималась Наташа. — Смотри, опять счета, карточки кредитные, опять денег положит, чтобы Виктория ему могла качественные продукты покупать. Вика, не расслабляйся!
Вернер действительно опять положил Вике кучу денег на счет и по приезде в нашу родную столицу сначала купил квартиру в Москве Вике, потом — в ближнем Подмосковье — ее папе. И уладил вопросы с получением его гражданства.
И… уехал. Поездка, как он объяснил, была деловая. Его ждала работа, и он приезжал специально, чтобы решить данные проблемы. С фирмами по продаже недвижимости он связывался, оказывается, еще из Германии. Поэтому все было подготовлено. Быстро, без волокиты и промедлений. Вике оставалось отсмотреть несколько вариантов, выбрать квартиру для себя и папы из того, что было представлено, и поставить свою подпись на договорах. Владелицей обеих квартир была она.
— Вика, я не хочу, чтобы ты приехала ко мне от безысходности. От того, что ТАМ у тебя будет все, а ЗДЕСЬ нет ничего. Это было бы неправильно. Я не хочу ставить тебя в такое затруднительное положение. Теперь у тебя есть жилье, ты абсолютно независимая женщина, и я делаю тебе предложение. Вика, я тебя люблю, выходи за меня замуж! Сразу, пожалуйста, не отвечай. Я уеду, и ты подумай, не торопясь. Все взвесь, поживи в новой квартире. Может, тебе уже ничего не захочется. И я ни в коем случае не жду от тебя никакой благодарности. Я это сделал просто потому, что люблю тебя, и я видел, как тебе тяжело. И у меня есть такая возможность. Почему же мне не потратить свои деньги на тебя, на человека, который мне бесконечно дорог!
Мы сидели втроем на кухне у Натальи, как в добрые старые времена, но все трое понимали, что неизвестно — когда придется еще раз вот так сидеть. Мы провожали Вику в Германию.
— Ой, не знаю, девчонки, боюсь. И куда меня несет? И это после того, как у меня в кои-то веки появился свой угол!
— Не забудь благодаря кому он у тебя появился! — вставляю я.
— Нельзя выходить замуж из благодарности, — парирует Наташа.
— Во-первых, можно, — защищаю я Вернера. — Благодарность это прекрасное чувство. Потом Вернер действительно необыкновенный человек. За него замуж выходить просто даже нужно!
— Девчонки, ну причем здесь благодарность! Я его люблю, он для меня такой человек дорогой… Просто страшно же вот так сразу-то все менять. Чужая страна, чужие привычки, скучать буду.
— И мы по тебе. Но все равно поезжай и не думай, мы к тебе в гости приедем.
— Это если нас еще кто пустит! — Наталья остается в своем репертуаре.
На какое-то время Виктория пропала из нашей жизни. Она никогда не была моей подругой. Она была подругой Наташи. И встречались мы все вместе только у нее, на наших нечастых посиделках. Радовались встречам, но напрямую никогда не общались. Всегда находили друг друга через Наташу. У каждой были свои дела, свои заботы и не так уж много свободного времени. При встречах я всегда спрашивала у Наташки, как там наша иностранка.
— Ой, Вика стала такая фрау, куда там! Вся из себя.
— А счастлива, не жалеет?
— Знаешь, Лен, я думаю, правы мы с тобой были обе, когда рассуждали в ее присутствии про ее жизнь. На первый взгляд все вроде просто здорово. Отдыхать ездят три-четыре раза в году. Вика, по-моему, уже весь мир объездила. Кривиться начала — это не то, то не то… Жизнь спокойная, размеренная, все по плану.
— Так это же тоска!
— Во-во! Вика, по-моему, уже немного от этого озверела.
— А дети?
— Это вообще целая история. Она аборт сделала. Вернер начал на нее давить, что им это особо не надо.
— Понятное дело, ему не надо, у него же сын есть.
— Вот. А Вика ждала, что он будет ее уговаривать, может даже на коленях стоять. Короче, как-то сдуру, или назло, или не подумав, избавилась от ребенка. А потом у нее началась жуткая депрессия, даже в клинике лежала.
— С депрессией?
— Да. Это у нас плохое настроение никого не волнует, а там это болезнь, которую надо лечить.
— Вылечили?
— Ты знаешь, по-моему, не до конца. Она какая-то слегка заторможенная стала. Может, от лекарств?
В один из Викиных приездов в Москву нам, наконец, удалось встретиться, и мы как в старые добрые времена сидели на Наташкиной кухне, гоняли чаи и говорили о своем, о девичьем. Вика выглядела прекрасно.
— Вика, у тебя такой прекрасный цвет лица! И кожа!
— Лена, это все солярий.
— Так вредно же!
— Ага, во всем мире не вредно, а у нас вредно. У нас и памперсы вредно, и противозачаточные таблетки! Просто смех. Да я круглый год в солярий бегаю. Чего синего цвета-то ходить, когда вполне можно иметь красивый здоровый вид.
— Ну а как твоя готовка, как с домашним хозяйством?
— Вот в этом я, девчонки, действительно преуспела. Скажу без ложной скромности. К тому же там все очень легко. Сначала книжек разных накупила. А книжки не просто к Германии адаптированы, а, мне кажется, конкретно к каждой улице. Там прямо так и написано: «Идешь в магазин такой-то, покупаешь пакетик такой-то. Кипятишь содержимое пять минут. В магазине напротив покупаешь другой пакетик. Им все засыпаешь, и получается легко, вкусно и некалорийно». И так про все. Любо-дорого. Вернер мной гордится. Если к нам гости приходят, я такие блюда забабахиваю — закачаешься!
— И главное, все из одного пакетика. — Наталья остается верна себе.
— Ну тебя! Не из одного. А собственно, что плохого, что люди едят немного и правильно?!
— Вика, а как у тебя отношения с его семьей-то сложились, с сыном, с мамашей? — Мне все интересно.
Вика, уплетая очередное пирожное (про правильное питание думать будем по возвращении), рассказывала дальше:
— Сыночка почти не видим. У Вернера с ним взгляды не сходятся. А мамаша, божий одуванчик, у нас частенько пропадает. Но с ней никаких забот. Не видать ее, не слыхать. Со всем согласна. С утра до машины ее доведешь, руль в руки вложишь, и она в парикмахерскую порулила. После парикмахерской сеточку на укладочку нацепила и на встречу с такими же, как она, подружками. Сидят, кофеек с ликерчиком попивают. Как потом за руль-то садиться не боятся?!
Время, не останавливаясь, бежит вперед, и чем старше становишься, тем оно бежит все быстрее. И периодически понимаешь, что уже долго кого-то не видел, с кем-то не разговаривал. Мы не обижаемся друг на друга. Понимаем, что это жизнь. У всех семьи, работа, свои обязательства. Просто ни до кого. Но в душе я всегда помню о своих подругах, о людях, которые мне дороги, и переживаю за них. Общение, к сожалению, и то очень редкое, случается в основном телефонически.
— Наталья, молодец, что позвонила. А я про тебя все время думаю. А времени не было тебя набрать. Закрутилась совсем…
— Лен, ну о чем ты?! У меня ну все то же самое! Ты послушай, что я тебе расскажу. Вчера из Германии вернулась. Ездила к Виктории на день рождения.
— Вот это да! Ты же не собиралась.
— Представляешь, звонит мне тут Вернер и говорит, что решил жене на день рождения подарок сделать. Представляешь, за столько-то лет решился наконец. Чем же, говорю, Вернер, я могу тебе помочь? А он говорит, мол, ты и будешь подарком. Вика моя опять что-то загрустила, вот я и подумал — давай ты приедешь сюрпризом! Виза у тебя рабочая есть, за билеты я тебе деньги компенсирую. У нас тебе тратиться ни на что не придется.
— Ну дает! Вот ведь мужик!
— Ты знаешь, я тоже о нем свое мнение изменила. Немец, конечно, зануда. Но Вику любит. На все ради нее готов! А с Викой, видимо, все-таки что-то не то. Рассказывал, что даже в Кению ее возил. Пытался повторить то романтическое путешествие. Они даже на гору поднялись. Но, правда, по щадящему маршруту. Который для туристов, но с невысокой долей адреналина. Она была и счастлива, и благодарна. А потом опять в меланхолию впала…
— Вернер, ты можешь мне объяснить, зачем мы приехали в аэропорт?! У меня на сегодня были совершенно другие планы. Вот когда я теперь по-твоему должна буду поехать в магазин?!
— Вика, я же тебе говорил, что договорился с туристической компанией. А в магазин мы потом вместе съездим. А хочешь, я один съезжу.
— Один? И что ты там купишь?! Может, ты и приготовишь сам? Какая еще фирма туристическая? — Вика быстро шагала уверенной походкой по аэропорту. Вернер едва поспевал за ней.
— Я хоть в ту сторону иду? Привет, Наталья! Вернер, ну так что…
Вика остановилась оглушенная, понимая, что только что прошла мимо своей подруги, и с диким криком кинулась Наташке на шею.
— Аааа! Неужели это ты?! — Вика плакала и смеялась одновременно. — Наташка, как же я соскучилась! Постой, а что ты вообще-то здесь делаешь?!
— Привет, подруга! Приехала к тебе на день рождения!
— А меня почему не предупредила? И вообще кто тебя встречает-то? Постойте, кажется до меня дошло. Это мы что ли тебя встречаем?!
Вика повернулась к Вернеру. — Вернер! Дорогой мой, хороший Вернер, спасибо тебе, за все спасибо. Я люблю тебя и очень счастлива с тобой, — она подошла к мужу и обняла его. На глазах у обоих были слезы.
— Так, а меня кто-нибудь здесь любит? Я же все-таки гость!
— Гость, гость, самый дорогой и желанный, Наташка как же я рада!
Не все в жизни Вики и Вернера было просто. Вика стала раздражительной, взрывалась по каждому поводу. Постоянно пилила Вернера. И все-то он делал не так и не то.
— Вик, ну так нельзя. Что ты его упрекаешь всю дорогу?
— А что ты его защищаешь? Он же тебе не нравился?
— Я была не права. А теперь вижу, он настоящий, тебя любит. Это же надо подругу на день рождения жены за границу за свой счет притащить!
— Никак не могу ему того ребенка простить. И вообще все чаще начала думать — а правильно ли сделала, что сюда приехала? Может, это была ошибка? Может, моя судьба осталась там, в Москве?
— Вика, ты живешь здесь уже скоро 10 лет. Ты просто все забыла про то, как там у нас. С жиру бесишься, подруга. Не дури. Все у тебя хорошо. Вот я смотрю на Вашу жизнь, на Ваше взаимопонимание. У Вас все хорошо. Это просто у тебя период какой-то мрачный.
— Это правда, Наташка, период мрачный. Надо опять курс таблеток пропить.
— Вот такие, Лена, дела. В общем как-то все там тяжело. И Вернера жалко, и Вику жалко.
— Действительно, может, период такой?
— Будем надеяться. Но как-то мне за нее неспокойно.
А вскоре случилась эта авария, искалечившая Вику. Вернер боролся долго, но в итоге сдал Вику в дом инвалидов.
— А знаешь, Лен, я его не осуждаю! Ну сколько можно ей памперсы менять? Он же молодой еще мужик. А с ней оставаться — себя похоронить. К тому же их больницы не то, что наши, ты же понимаешь!
— Все равно, Наташ. У нее же никого там, кроме него, нет. Она вообще одна! Вот уж судьба. Может, и действительно ей уезжать не надо было? Так она страшно из Баку бежала, помнишь? И все у нее как-то было тяжело, и все через препятствия, все через преодоление. И такой страшный конец. Что это, почему и за что? Неужели каждому предопределено и от судьбы не убежишь? Или все-таки дело в самом человеке? И нужно уметь радоваться тому, что есть и принимать все с благодарностью и не сомневаться. Или все-таки это та самая пресловутая тоска по Родине и невозможность наших людей жить за границей и быть там счастливыми? Сложно все и страшно. Во всяком случае, вопросов в этой истории больше чем ответов. Вот тебе и белый период с перламутровым отливом! Ио за всеми этими рассуждениями стоят два человека с переломанными судьбами… И что с ними теперь будет?
Август 2007-08-17